— Я думаю, ничего страшного, что ты запала на него. Но все, видишь, определилось само собой. Подобное тянется к подобному, так ведь говорят! Вот мы с тобой — подобные!

— Тебе не надоело, преподобный?

— А ты мне никогда не надоешь, — подмигнул мне Никита.

— Только если ненадолго, но и тогда можно бросить меня где-то, отдохнуть от меня и делать вид, что ничего не случилось.

— Ты все еще злишься за тот случай? Да брось ты, Ави, я же извинился!

— А я не приняла это извинение, бывает и так.

— Не будь такой злыдней, ты вообще зациклилась. Так и с ума сойти можно! Слушай, у меня завтра выходной, я еду в город на концерт. Поехали со мной, а?

Моим первым желанием, естественно, было отказать ему. Но тут я поняла, что и сегодня, и завтра все поместье будет гудеть, обсуждая шокирующую новость. Я не хотела мариноваться в этом.

— Поехать с тобой — а потом снова добираться домой на попутных телегах? — хмыкнула я.

— Да разве ж я такое допущу?

— Один раз уже допустил.

— Ну, прости меня! Что мне сделать, чтобы ты меня простила? Как я могу доказать, что раскаиваюсь, если ты даже шанса мне такого не даешь!

Мне не хотелось ехать ни на какой концерт, но еще меньше мне хотелось быть здесь. Время и правда подточило острые углы, приглушило мою обиду на Никиту, заставляя меня снова обратить внимание на то, какие у него чудесные теплые глаза. Как здорово это вообще — смотреть в глаза другому человеку и видеть там отражение его души!

Это не значит, что я готова была понять и простить. Я просто знала, что былая опасность мне уже не грозит: я ехала в город с деньгами, с телефоном, я могла вернуться, даже если бы Никита снова взбрыкнул. Поэтому я приняла его приглашение, и его восторг, откровенный и честный, даже сумел поднять мне настроение.

К вечеру фотография Гедеонова и Тамары исчезла из сети. Вообще. Ее нельзя было найти ни на одном портале, ни на одной странице. Сама Тамара заявила что-то про розыгрыш и про то, что у некоторых нет чувства юмора. Я по-прежнему недолюбливала Мартынова, но тут его возможности меня просто поразили. А главное, все это указывало на то, что свадебные колокола зазвучат в поместье еще нескоро.

Однако все это было не так уж важно, потому что мы с Никитой помирились.

Построить отношения не так уж сложно — даже на пустом месте, даже если любви нет. Я не говорю, что это правильно. Но не сложно.

Этим я и занималась после своего воссоединения с Никитой. Я не ожидала, что у нас все пойдет так гладко, и это определенно было его заслугой. Его извинение не было пустым звуком, он действительно стремился всеми силами загладить вину передо мной. Он был галантней рыцаря, он даже поцеловать меня не пытался, не говоря уже о том, чтобы зайти дальше.

Да, вести с ним долгие разговоры было проблематично, он от этого быстро уставал, и у него не было привычки Гедеонова разбирать этот мир на части и изучать каждую из них. Ну так что же? Жизнь Гедеонова ни при каком раскладе нельзя назвать нормальной, а Никита живет по-настоящему, он действует, а не болтает. Разве это не лучше?

Я долго не бралась сказать, зачем это мне. Очевидно, что я не любила его и любила другого. Меня всегда поражало стремление некоторых женщин завести отношения ради отношений, а теперь я вдруг сама стала «некоторой женщиной».

Однако при этом я не обманывала и не использовала Никиту. Я была намерена построить с ним нечто большее, чем наша прошлая попытка стать парой. Общение с ним стало для меня своего рода обезболивающим. Любовь, в которой я не хотела себе признаваться, от этого не становилась менее реальной. Она пульсировала во мне, саднила, ранила меня. Я держалась за Никиту, потому что не могла получить того, с кем мне на самом деле хотелось быть.

Да, я была влюблена во Владимира Гедеонова. Даже не знаю, когда это началось, но давно… Любовь развивалась во мне тихо и незаметно, как болезнь, а когда я заметила ее, стало слишком поздно.

Осознание проблемы ничего не меняло. Он никак не мог быть моим — на то было так много причин, что я не бралась их даже перечислять! Он не любил меня, я была не из его круга, он был старше — и это, наверно, тоже надо было учитывать… Но по-настоящему важным для меня было лишь одно: он выбрал другую. Если бы не это, я бы и дальше тихо оставалась рядом с ним и молча на что-то надеялась.

Вот ключ — он ее выбрал. Честно, в иных обстоятельствах меня бы не смутило то, что она популярнее, красивее или успешнее меня. Люди влюбляются не в это, кроме разве что маньяков-фанатов. Но такой человек, как Гедеонов… он не влюбляется вообще, он выбирает как раз на основании тех причин, которые были не важны для меня.

Я не знала, как развиваются их отношения, и не хотела знать. Я делала все, чтобы не касаться этой темы, сознательно уходила от разговоров о ней. Я проводила с Гедеоновым столько времени, сколько он хотел, а потом бежала к Никите. Мы вместе завтракали, обедали и ужинали, вместе гуляли по саду днем, когда Гедеонов был занят, вместе ездили в город. Вряд ли Никите это так уж нравилось, но он смиренно выполнял мои желания, словно подчеркивая, как сильно он хочет меня вернуть. Я ценила это — и больше не покидала его.

Почему не он, в самом деле? Связь с ним спасала меня от отчаяния.

Гедеонов, конечно же, заметил перемену в моем отношении, но не думаю, что это его волновало. Я была хорошими «глазами», я не отказывала ему ни в одной просьбе, а если так, то какое ему дело до моих чувств и моей боли?

Мне казалось, что будущее уже предрешено — и мое, и Никиты, и Гедеонова. А потом я встретила в холле плачущую Тамару и поняла, что я разобралась в этой истории не так идеально, как мне казалось.

На улице шел дождь, и она промокла. Не представляю, как: от парковки до дома можно добежать за пару секунд! А Тамара как будто ходила вокруг усадьбы, причем долго. Вода пропитала ее волосы и одежду, частично смыла косметику, и теперь каждая новая слезинка прочерчивала черную линию от глаз к подбородку.

Слуги знали, что она здесь — очень сложно не заметить рыдающую девушку! Но никто не рисковал к ней приближаться, потому что было непонятно, как с ней себя вести. Тамару в этом доме видели в разных ролях: клиентки, гостьи, возможной любовницы и потенциальной хозяйки. Но что бы с ней ни случилось, это точно было связано с Гедеоновым, а его тут раздражать попросту боялись.

Я бы предпочла держаться подальше от нее по своим причинам, однако я не смогла пройти мимо, слишком уж несчастной она смотрелась. Тамара сидела на небольшом диванчике, и я подошла к ней, остановилась в паре шагов; мы с ней были не в тех отношениях, чтобы я садилась рядом и держала ее за руку.

— Тамара, что произошло? — мягко спросила я.

Она подняла на меня красные, опухшие от слез глаза.

— Он сказал мне не приходить! — всхлипнула она.